Заговор на любимого человека

«Выйду я на улицу, на Божий свет, посмотрю в чисто поле.

В чистом поле есть семьдесят семь медных, светлых каленых печей, на семидесяти семи на медных, на светлых каленых печах по семьдесят семь яги-баб, у тех у семидесяти семи яги-баб есть по семьдесят семь дочерей, у тех у семидесяти семи дочерей есть по семьдесят семь клук и по семьдесят семь метел.

Помолюся и покорюся я, раб Божий (имя), этим яги-бабовым дочерям.

Ой еси! Вы яги-бабовы дочери, присушите и прилуците рабу Божию (имя) к рабу Божиему (имя), метлами следы запашите, клуками заклучите, бейте-убивайте подпятную жилу, бейте-убивайте подколенную жилу, бейте-убивайте корекористый дуб, бейте убивайте медны калены печи.

Коль горят пылко и жарко медные пеци, так же бы раба Божия (имя) пеклась и калилась во всякое время, во всяк час, утра рано, вечера поздно, о середке дня, о полуночи, на утренней заре и на вечерней, на нову и на ветху месяцу, и на перекрое месяце.

Не могла бы она, раба Божия (имя), ни жить, ни быть, ни пить, ни исть, во сне не засыпала, в питии не запивала, во еде не заедала, с добрыми людьми во беседы не засиживала, все меня, раба Божия (имярек), на уме держала.

И казался бы я, раб Божий (имя), светлее светлого месяца, краснее красна солнышка, любе отца, матери, толще и матерей всего миру крещеного.

Ветры ветероцки, буйны вихроцки, спущу я с вами свои слова, свою статию, на свою сторону, где ее найдете, тут ее возьмите – на широкой улице, во мшаной хоромине, во дверях воротицках.

Крепок браслет, как слова мои».