Технология

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Технология

Потом залили это все шампанским.

Он говорит: «Вообще, ты кто таков?

Я, например, наследник африканский!»

«А я, говорю, – технолог Петухов!»

Юрий Визбор

Один мой хороший знакомый, ювелир и оружейник высочайшей квалификации, рассказывал, что когда он преподавал в художественном училище основы ювелирного дела, бравые студенты часто говорили что-то вроде: «Да какие проблемы с технологией? Все процессы многократно расписаны в книгах до тонкостей, без утайки, – бери и делай!» И он в ответ на юношеские демарши отвечал так: «Запомните: технология – самое хитроумное, запутанное и ответственное, что есть в работе с металлами вообще и в ювелирке – в частности. Малейшая неточность дозировки, навески, времени или температуры чаще всего приводит к неприемлемому результату, к фатальному браку».

Всякий, кто хоть однажды пробовал себя на поприще более или менее сложной «возни» с железками (а также с медяшками, бронзой ит. п.), подтвердит, что то и дело приходится сталкиваться с, казалось бы, элементарной, но мистическим образом неразрешимой проблемой именно технологического порядка. Так, упомянутый знакомый однажды золотил орден Ленина, уж не знаю, для кого и для чего. Операция достаточно элементарная, отработанная им в мелочах, деланная сто– и тысячекратно[4]. И вот, будто по злому волшебству, орден превосходно золотился. Весь! Кроме ушка! И никакие эксперименты, никакие ухищрения не принесли победы. Много позже, после кропотливых исследований, он пришел к выводу, что из-за малых размеров ушка плотность силовых линий электрического поля была слишком велика, и требовалось поставить некий экран, чтобы ее «разбить». Но это схема, пересказанная мною, а попробуйте представить детали: какой именно нужен экран, его размеры и материал, расстояние от изделия и т. п., – и скажите после этого, проста ли наука технология?

В заводской практике есть принцип: для изготовления детали такого-то класса точности нужен инструмент классом выше, и никакие варианты не проходят. В реставрации (оружия ли, мебели или украшений – неважно) это правило действует столь же неукоснительно, и чем качественнее будут ваши горелки, напильники, весы и химикаты, тем проще достичь желанного результата, когда, глядя на плоды трудов, не хочется удавиться и даже не очень стыдно.

Отбросив лирику, полный технологический цикл реставрации оружия может быть разделен на несколько вполне отчетливых этапов:

– оценка предмета;

– разборка (по возможности) и расчистка;

– восполнение утрат;

– старение новодельных фрагментов;

– консервация.

В зависимости от состояния предмета какие-то из них могут быть пропущены (например, восполнение утрат, каковых может просто не быть), а какие-то являются обязательными в любом случае.

Теперь по порядку.

Оценка предмета

Это не оценка стоимости в денежном выражении, потому что на процесс реставрации данный фактор, в общем-то, напрямую не влияет, хотя ваше личное отношение, безусловно, изменится от осознания факта, что, например, взятая в работу сабля стоит несколько тысяч пресловутых «у.е.»[5].

Под оценкой следует понимать составление, по возможности, исчерпывающего представления о датировке, месте изготовления, материале и состоянии предмета вооружения. Достигается это длительным, внимательнейшим разглядыванием его (с обязательным привлечением оптики), изучением литературных источников (например, для расшифровки клейм), осторожными пробами металла и т. д.

Как правило, составить верное представление навскидку, с первого взгляда, бывает сложно, требуется какое-то время на осмысление, поиск и «переваривание» информации, в результате чего порой мнение изменяется на прямо противоположное. Так, иногда превосходный образец в чудной сохранности после близкого знакомства оборачивается тем, чем он изначально и был – новоделом или мешаниной из старых и современных деталей.

К сожалению, специфическое умение «видеть» подлинность не поддается теоретической тренировке, – обязательной является постоянная возня с настоящей стариной, и чем она плотнее, тем больше проясняется ваш соколиный взор, и тем меньшее время потребуется вам для генерации достоверного суждения.

Атрибутирование предмета (т. е. «привязка» его к конкретному историческому периоду, региону, стране или мастеру, разновидности и т. п.) обычно сопровождается некоторым снижением заявленного или предполагаемого владельцем возраста.

Это просто какой-то психологический парадокс – выдавать желаемое за действительное и назначать ржавой железке срок жизни лет на сто больше, чем в действительности. Почему-то особенно народ не любит благословенный XIX век, упорно не желая оскорблять любимый клинок или «ствол» презренным 18…каким-то годом, а непременно назначая дату рождения столетием раньше[6].

Характерный пример: однажды я видел французский армейский капсюльный пистолет, где сбоку на ложе, у ствола, были выбиты цифры «1801». Однако, как известно, капсюльные замки[7] появились (в разных странах по-разному) в период с 1815 по 1820 г. На стволе, между тем, читался действительно реальный год – 1854-й.

Скорее всего, имела место переделка старого ударно-кремневого образца под более современный капсюльный замок, для чего перестволили готовую ложу хорошего качества. Так как выбивать год изготовления на ложе (да еще довольно-таки криво) было не в привычках оружейников-индивидуалов, работавших на солидную публику, перед нами явный табельный арсенальный образец. Также случалось видеть капсюльное охотничье ружье, датированное (по сертификату) серединой XVIII века – это когда даже самих ударных воспламеняющих составов еще не было изобретено[8].

Тяга искусственно «старить» предметы очень распространена, что удивительно, среди музейных работников, которым по должности и призванию положено весьма трепетно и ответственно подходить к вопросам датировки и типологии. Но увы… Так, в одном чрезвычайно хорошем музее с богатой экспозицией и превосходным персоналом я созерцал обыкновенный кавказский кинжал, явный «Дагестан» середины или даже конца XIX века, в классическом кубачинском серебре с чернью, однако табличка гласила, что перед нами XVII век. Дальше – больше: соседняя витрина демонстрировала ржавый и наполовину обломанный клинок табельной донской казачьей шашки начала XX в. (каковой вполне мог быть изготовлен в каком-нибудь 1930 г.), без рукоятки, с целехонькими латунными «сапожком» и гайкой на истлевшем хвостовике. Читаем: «Сабля казачья, XVII в.». Кстати, жонглирование словами «сабля» и «шашка» настолько устоявшееся, всеобъемлющее явление, что все попытки перевоспитать громадную армию невежд заранее обречены на провал.

На самом деле первый, так сказать, историографический этап оценки вполне можно было бы опустить, только к чему вообще браться за реставрацию оружия, если вас нисколько не интересует его тип, разновидность, материал и уж тем более его судьба в коловращении времен? Тогда лучше заняться чем-нибудь попроще: устанавливать евроокна, например, или чинить холодильники, или дрессировать хомяка. К сожалению, почему-то именно оружие больше всего страдает от тупого равнодушия даже вполне квалифицированных реставраторов, в том числе музейных, которым абсолютно все равно – латать шпоном купеческий буфет красного дерева или реанимировать булатную персидскую саблю.

Далее следует оценка состояния предмета: степени его износа, разрушения коррозией, характера механических повреждений, наличия утрат и, самое главное, – возможности все это исправить, а также определение путей и средств исправления.

Поскольку мы говорим не о реставрации вообще, а конкретно об оружии, то возиться нам предстоит с обыкновенной ржавчиной (я не думаю, что кто-нибудь предложит вам восстановить бронзовый античный меч, хотя реставрация бронзы довольно проста, так как она, в отличие от железа, не превращается в труху даже через две тысячи лет). А ржавчина ржавчине рознь, и в зависимости от ее типа приходится применять разные методы расчистки. Рассмотрим это на наглядных примерах.

Итак, грубо говоря, всю ржавчину мира можно разделить на несколько более или менее отчетливых типов.

Поверхностная ржавчина — самый безобидный и легко выводимый вид. Уже из названия понятно, что она не успела проникнуть в глубь металла, а расползлась по его поверхности, изглодав толщину не более 0,1–0,2 мм. То, что она порой пузырится пышной «пеной», отнюдь не делает ее менее поверхностной – просто гидроокись железа гораздо объемнее своего прародителя. Характерный пример: клинок кинжала.

Для того чтобы он засиял хладной сталью, требуется элементарная шлифовка абразивными брусками, без привлечения «тяжелой артиллерии» в виде кислот и прочей химии, что, кстати, вообще нежелательно в любом случае.

Очаговая ржавчина (рис. 60) возникает иногда на поверхности вполне пристойных железок там, где сталь изначально имела какой-нибудь дефект внутренней структуры, или ее схватили потными пальцами, да так и бросили, или вода капала, или прикасалось какое-то время что-то сырое, и т. п. Обычно зловредные пятна въедаются достаточно глубоко, до 0,5–1 мм, хотя металл вокруг может сиять первозданной полировкой. Это понятно: коррозии необходимо за что-то зацепиться, а потом она «работает» в пределах отвоеванного ареала. Чем глаже поверхность, тем она неприступнее. Механически такие очаги не вывести, а если вы настоятельно хотите от них избавиться, придется работать с кислотами.

Рис. 60

Глубинная, застарелая (рис. 61) в веках и окаменевшая ржавчина, когда формообразующий металл в той или иной степени замещен ею, а общий вид предмета кажется неплохим, в большинстве случаев не подлежит удалению. И еще раз: не подлежит удалению! Выковыряв или вытравив ее, мы вместо вполне благообразного клинка или чего-то другого получим безобразную ноздреватую железяку, зато – чистую и серебристую! Оно вам надо?

Рис. 61

Наконец, худший из вариантов — сплошная коррозия, когда практически вся сталь превратилась в рыхлую ржавчину. Смотреть на это противно, никакой коллекционной ценности такое «оружие» не имеет, о реставрации говорить не приходится. Ниже – образчик сплошной коррозии. Предмет еще сохраняет форму, но это уже не металл. Перед нами аланская сабля (Кавказ, X в.): остатки навершия и клинка с крестовиной, от которой уцелело не более 10 %. Если все это сжать, получится кучка праха (рис. 62).

Рис. 62

В музеях такие останки основательно консервируют, например, заливая воском, и оставляют в покое на радость потомкам. Правда, существует взрывоопасная технология восстановления железа в водороде, но еще никому не удалось таким способом повернуть время вспять, превратив рыжую губку в серебристый металл.

Разборка и расчистка

Чтобы сполна и качественно очистить предмет от органической и неорганической грязи и продуктов коррозии, его нужно разобрать на куски, что, к сожалению, удается далеко не всегда. То есть, применив грубую силу и наплевав на принцип обратимости, мы можем разломать что угодно. Китайская пословица гласит: «Оседлать тигра легко, трудно слезть!»

После лихого демонтажа отважные молотобойцы часто проявляют чудеса гибкости в попытках прокусить собственные локти, но поздно, поэтому к проблеме корректной разборки следует подходить со всей ответственностью перед лицом истории. Обычно предметы старины выглядят недурно, но стоит за них взяться… Это как с людьми: ходит-ходит, скрипит-скрипит, а попадет в руки врачей – и вот уже пахнет поминальными пирогами. Поэтому резюме: всегда старайтесь полностью разобрать вещь, но по-умному, без членовредительства. Любая царапина или вмятина будет вашей вмятиной, и через сто-двести лет потомки тяжко задумаются над ее происхождением, и, возможно, даже изобретут остроумное и нелепое объяснение причин ее появления, и напишут диссертацию, и будут брызгать слюной в научных диспутах.

Расчистка

Самое первое, с чего вообще следует начинать (после разборки или без нее), – это удаление воднорастворимой грязи посредством тщательного протирания слегка влажной (но отнюдь не мокрой) тканью. Попробуйте проделать это на чем– нибудь, и вы будете поражены, сколько невидимой глазу гадости перейдет на тряпку и как преобразится поверхность после этого. Если деталь не боится воды и не очень велика – применительно к оружию это обычно детали эфеса, – ее следует положить в ванночку с водой, добавить любого моющего средства и обработать жесткой щетинной кистью.

Грязь, не расворимая в воде, удаляется аналогичным образом, только спиртом или чистым ацетоном. В спирту и ацетоне (но не в воде) вполне можно купать древесину, если детали малы, а наслоения окаменели и требуют длительного размягчения. Впрочем, такое обычно встречается при реставрации мебели, но никак не оружия.

Потом детали нужно хорошенько протереть (скорее, натереть) сухой тканью, а если они вычурны – сухой же щетинной кистью. Щетина обладает слабыми абразивными свойствами и прекрасно полирует мягкие субстанции: дерево, цветные металлы и т. п. В абсолютном большинстве случаев вышеупомянутого комплекса процедур бывает достаточно, чтобы предмет засиял чудесным своеобразным блеском крепкой старины.

Кислоты для удаления продуктов коррозии, как уже отмечалось, следует применять с великой осторожностью и, я бы сказал – неохотно, потому что при этом всегда уходит полезнейшая и эстетичная патина с соседних участков, да и сам металл хоть и немного, но подъедается.

Чтобы кислота растворила исключительно ржавчину, не тронув железа, в нее добавляют так называемые ингибиторы (см. главу «Химия и жизнь»).

Кислотами травят исключительно железо и сталь, но не цветные металлы (разве что медь). Латунные и бронзовые[9] аксессуары холодного и огнестрельного оружия вообще никогда не следует ничем травить, чтобы не уничтожить драгоценную темную патину. Их просто натирают тряпкой или кистью, в крайнем случае – крацуют мягкой латунной или бронзовой щеткой. Но коль скоро вам приспичило вернуть, например, шпажной гарде чистый желтый тон, подержите ее в растворе трилона-Б или нашатырного спирта. Последний работает жестче, трилонже – классика расчистки цветных металлов и сплавов.

Механическая расчистка состоит в упомянутом крацевании поверхности относительно мягкой стальной или бронзовой щеткой, вращающейся со скоростью не более 1500 об/мин, чтобы «щетина» не работала как абразив, а также в зачистке наждачной бумагой. Последняя операция требует ясного ума для понимания недопустимости какого бы то ни было царапанья или стачивания металла, поэтому применять следует исключительно мелкозернистые разновидности, выбранные осознанно, а не те, что попались под руку. Крацовка предпочтительнее, так как она избирательно удаляет рыхлые наслоения продуктов коррозии, не затрагивая металл, и придает поверхности шелковистый блеск и какую-то особенную «старинность».

Последнее замечание совершенно не касается клинков, так как именно крацевание уничтожает характерный лоск, присущий клинкам, выбирая менее прочную ржавчину и оксиды из коверн и микровпадин. Клинки следует только шлифовать мелкозернистой наждачкой, обернув ею деревянный брусок, чтобы обеспечить плоскостность прилегания. Если поверхность металла не идеально гладкая, вместо дерева лучше работает брусок тугой черной резины, так как она, обладая некоторой эластичностью, «обтекает» неровности и компенсирует перепады. В любом случае такую шлифовку обязательно завершают «нулевкой», которая придает металлу ненавязчивый и натуральный глянец.

Восполнение утрат

Предметы старины очень часто доходят до нас лишенными каких-либо отдельных частей, как правило – выступающих за общие габариты, а потому подверженных ударам судьбы. Оружия это касается в большей степени, поскольку оно в силу своего предназначения обязано, образно говоря, «плавать в опасных водах», воевать с себе подобными изделиями и вместе с хозяином стойко переносить тяготы и лишения военной службы. Иногда можно говорить не об утрате, а лишь о травме, когда отбитый фрагмент каким-то чудом сохранился и вопрос его возвращения на законное место – всего-навсего дело техники.

Восполнение утраты в чистом виде, когда порой даже не вполне ясно, как выглядела злосчастная деталь, есть реконструкция и в известной степени стилизация, поскольку иначе пришлось бы воссоздавать всю технологическую цепочку с привлечением архаичных приемов и способов обработки материалов, равно как и сами материалы. Простой пример: чтобы изготовить абсолютно точную копию, скажем, бронзовой детали эфеса, необходимо произвести химический анализ сохранившихся частей, затем сварить бронзу согласно полученной рецептуре, а уже потом вытачивать или отливать недостающее звено, придерживаясь аутентичных технологических приемов. Ошибетесь по материалу – новодел будет отличаться цветом и нюансами патины, причем со временем этот фактор выйдет на первый план.

Идеалом восполнения можно считать ситуацию, о которой я когда-то прочел в журнале «Вокруг света»: некий мастер– керамист реставрировал изразцовую печь века эдак XVI и бился над получением оригинальных синих и зеленых тонов поливы плитки несколько лет. В итоге, по завершении комплекса работ, он был не в состоянии отличить свои изделия от сохранившихся изразцов – ни на первый, ни на второй взгляд, ни под оптикой. Но это, скорее, исключение.

Реально восполнение утрат происходит с той или иной мерой приблизительности, и чем допуск меньше, а границы у?же, тем лучше. Полная отсебятина, не столь редкая на ниве реставрации, есть халтура и, строго говоря, преступление перед историей. За это надо пороть шомполами на площади.

Таким образом, можно выделить, по меньшей мере, три основных момента, к соблюдению которых нужно стремиться:

– «попасть» в материал;

– «попасть» в стиль;

– «попасть» в технологию.

Если удастся более или менее точно соблюсти их все, результат порадует и вас, и заказчика, и потомков. Впрочем, последний пункт достаточно спорный, так как самыми суперсовременными методами можно добиться настолько точного воссоздания, достичь которого иным способом либо неимоверно трудно, либо вовсе невозможно.

Проблема здесь извечная и банальная: финансирование! С какой стати и кто (фанатики не в счет) согласится экспериментировать с рецептами, делать приспособления, печки, тигли и прочую машинерию, плавить, лить, ковать и т. д., чтобы в итоге получить за невеликий шедевр половину среднемесячной зарплаты. Так что Его Величество Компромисс имеет место всегда и всюду, и при прочих равных условиях (профессионализм, совесть и т. п.) его величина обратно пропорциональна смете проекта.

Если заказ частный, а хозяин-барин строг и знает толк в старине, обычно требуется совершенно точная реконструкция с соблюдением не только внешних, но и прочностных характеристик, поскольку любители оружия обожают помахать и погреметь им друг о друга, иногда с плачевными последствиями. Напротив, музейная работа допускает имитацию, изготовление самого настоящего муляжа, порой из гипса или папье-маше.

Также бывают ситуации, когда волей-неволей приходится использовать совершенно иной материал ввиду полной невозможности воссоздания оригинала. Так часто происходит со стрелковым оружием времен обеих мировых войн – бакелитовые рукоятки разных револьверов-пистолетов абсолютно нереально сделать заново, поэтому выполняется имитация из твердых пород дерева, например, ореха. И ладно – история простит, дилетант не поймет, а знатоков мало. Кроме того, деревянные «щечки», в принципе, существовали.

Существует, к сожалению, класс повреждений и утрат, которые не могут быть ни исправлены, ни воссозданы никоим образом. То есть вообще! Разумеется, речь о клинках. Конечно, отломанное острие меча можно приварить, а если оно потеряно, то и сделать заново, но, во-первых, это обязательно будет заметно (хотя бы из-за отсутствия неповторимых следов коррозии), а во-вторых, клинок совершенно лишится даже подобия боевых качеств. Сталь либо отпустится в зоне сварки (пайки), и полоса потеряет упругость, либо вообще треснет, так как локальный нагрев закаленной стали чреват именно этим. Вы скажете, что клинок можно предварительно отжечь, – но калить-то полосу со сваркой все равно нельзя, точно треснет. Остается имитация.

И еще – есть утраты и повреждения (скорее, последние), которые абсолютно нежелательно изводить, так как они являются дивными, неповторимыми историческими свидетелями.

Рис. 63

Вот, к примеру, две рукоятки турецких ятаганов (рис. 63), изъеденные червецом, и, строго говоря, в гадком состоянии. Но они еще достаточно крепки, они ПОДЛИННЫ, именно за них хватались руки неизвестных янычар – их НИКАК нельзя поновлять!

А что, скажите, делать с таким вот повреждением клинка (рис. 64)? Паять, варить и шлифовать? Если бы ятаган смог ожить, то за одни такие мысли он бы разделался с их автором, как со средневековым вором, потому что подобные методы «реставрации» и есть воровство у потомков того, чего им уже вовек не увидеть.

Рис. 64

По-хорошему, абсолютное большинство повреждений лучше вообще не трогать, разве что консервировать. Во всяком случае, лично мне в музеях неинтересно глядеть на тщательно «намарафеченную» старину, ибо это уже не старина!

Старение

Это совершенно необходимый процесс или этап работы, так как без него решительно все ваши действия останутся видны, как на ладони. Впрочем, в музейной реставрации именно четкое отличие новодельных фрагментов от оригинала является суровым требованием – но то наука, а простые смертные хотят «старины».

Применительно к оружию приходится старить либо металлические детали (стальные и из цветных металлов и сплавов[10]), либо элементы из дерева, кожи, кости.

Старение латуни и бронзы приходится выполнять редко, поскольку они мало изменяются в веках. Обычно достаточно слегка подтемнить изделие, намазав серной мазью, чтобы придать ему вполне историчный оттенок. Пресловутая зеленая патина на старой бронзе в оружии практически не встречается (если не брать «археологию» бронзового века), в активный период «жизни» предмета ее точно не было, а посему она подлежит удалению, а уж никак не имитации.

С железом и сталью сложнее, особенно с клинками – каждый из них обладает собственным неповторимым рисунком коррозии во всех аспектах ее цвета, глубины, очертаний и т. д., но старение сводится обычно к простому оржавлению. Точнее, мы должны добиться, чтобы ржавчина выела сталь по желаемому алгоритму, после чего она тщательно удаляется, а поверхность стабилизируется и консервируется. Если активную, свежую, огненно-рыжую ржавчину не убрать, процесс будет тихо тлеть дальше со всеми последствиями.

Чтобы состарить дерево, кожу и другую органику, их следует, что называется, замызгать и замусолить грязными руками, грязной тряпкой и тому подобными гадостями. В отдельных случаях бывает полезно и даже необходимо затереть поверхность масляной краской соответствующего оттенка, а, например, кожу – обувным кремом. Кость неплохо принимает спиртовые красители, морилки. Для древесины лучше всего битумный лак.

И вообще – чем больше тереть старинную вещь хотя бы просто тканью, тем лучше она делается.

Консервация

Наконец, последняя операция призвана закрепить результаты, чтобы в дальнейшем отреставрированный предмет не изменялся с течением времени. Это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Например, тщательно расчищенная поверхность железа, высушенная и покрытая, скажем, натуральным воском, через полгода-год способна снова пойти пятнами ржавчины. Это оттого, что простой сушки мало, предмет надо выдержать в нагретом (причем не слегка, а буквально до 150–200 °C) состоянии хотя бы час, удалив тем самым абсорбированную воду буквально до последней молекулы. И тотчас, по-горячему, покрыть воском или промаслить!

Пчелиный воск является идеальным консервантом решительно для всего, притом он нейтрален и совершенно неподвластен времени. В Египте найдены образцы воска, возраст которых исчисляется тысячелетиями, и он ничуть не изменился. Плохо одно: консервация воском создает на поверхности заметную пленку, которая, собственно, и дает защиту, но визуально отнюдь не украшает экспонат. Образцы оружия, имеющие, как правило, более или менее блестящие поверхности, после воскования становятся тусклыми. В музейной реставрации этот аспект во внимание не принимается, но владельцы частных коллекций более придирчивы к экстерьеру своих сокровищ. И потом – музейные экспонаты годами пылятся в запасниках и витринах, не зная прикосновения рук, а их приватизированные сородичи, как правило, то и дело извлекаются из ножен и футляров, любовно протираются, смазываются и т. д.

Поэтому применительно именно к частным собраниям предпочтительнее не восковать, а, как было сказано, смазывать любимые «железки» минеральным маслом. И ни в коем случае не растительным, так как все растительные масла на воздухе постепенно полимеризуются[11] как самая простая олифа.

Впрочем, некоторые минеральные масла также окисляются и твердеют, например, солидол, в то время как другие – обычно жидкие, наподобие машинного, – высыхают. Проще сказать, смазав клинок машинным маслом, вы через месяц не найдете даже его следов. Зато жидкие сорта абсолютно незаметны, а при регулярном уходе высохнуть не успеют. Кроме того, жидкое масло (как и керосин, и солярка) способно растворять ржавчину, и слегка «прихваченный» клинок бывает достаточно умастить этой целебной жидкостью, чтобы через пару дней обычной тряпкой стереть с него рыжую грязь.

Мелкие предметы очень полезно вываривать в масле, так как при этом оно проникает довольно глубоко, заполняет микроскопические поверхностные поры, которые всегда есть, а потому и защищает, и держится долго.

Сказанное относится, конечно же, только к железу и стали, потому что цветные металлы и сплавы ни в какой консервации не нуждаются. Например, медь самооксидируется и, будучи регулярно натираема сухой тканью, приобретает неповторимый темный глянец. То же и с латунью, и с бронзой.

* * *

Перед тем как поставить точку, еще раз: нет лучшего способа сохранения предмета старины, чем регулярный осмотр, уход, протирание и т. д., включая, разумеется, любовное созерцание. Старина умирает только в небрежении, от заброшенности и невнимания!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.